У Ши Цинсюаня были большие планы на этот лунный новый год: он хотел отправиться на землю и провести несколько дней, веселясь и празднуя среди смертных, очень уж соскучился по их миру. На верхних небесах ясное дело тоже планируется большое торжество, праздник весны для небес имеет не меньшее значение, чем для поднебесной, будет пир, на который соберутся все-все небесные чиновники, в том числе служащие средних небес... но он видел это несколько десятков лет подряд и, признаться, Цинсюаню наскучило. Он надеялся, что в этом году все поменяется - раньше брат не пускал его на землю всеми правдами и неправдами, но летом это изменилось.

Тогда они можно сказать поругались. С натяжкой. Просто Цинсюань решился возражать, а Уду в конце концов неохотно его выслушал. Уже ближе к осени, когда остыл. А сначала он был в ярости! Столько лет он не позволял заниматься никакими небесными поручениями и спускаться в мир смертных, сам выполнял все молитвы, обращенные к повелителю ветров, а в этот раз Ши Цинсюань за его спиной сбежал, не сказав ни слова. "Ладно сбежал", в итоге смирился брат, "но неужели ты не мог взять с собой кого-нибудь из богов войны?! Зачем ты потащил повелителя земли, который недавно вознесся, какой от него прок?!"

Цинсюань был категорически не согласен, не только потому что Мин И единственный из всех согласился отправиться с ним, несмотря на то что каждый на небесах знал: поступи так - и обратишь на себя гнев повелителя вод, но еще и потому что в путешествии показал себя очень надежным и достойным спутником. Цинсюань искренне беспокоился и как мог постарался перетянуть раздражение брата исключительно на себя. В конце концов Уду пообещал, что не будет препятствовать тому, чтобы он отправлялся выполнять поручения на землю, но с ним всегда должен быть кто-то из богов войны. И, если прежде никто не хотел идти с Цинсюанем, то теперь ровно по этой же причине никто не смел бы отказаться. Таким образом последние полгода повелитель ветров ощущал себя вольно и довольным жизнью.

Именно поэтому он полагал, что отлучиться на землю праздновать не станет проблемой, но Уду и слышать не пожелал, еще и пригрозил, что все дни будет проверять его через замок долголетия и, если обнаружит, что Цинсюань не на небесах, то лично притащит обратно за уши и запрет на месяцы во дворце. Ужасно несправедливо! Разве он ребенок, чтобы с ним так обращаться?! Он имеет право идти куда вздумается и делать, что хочет! Все это Цинсюань думал, но вслух сказать конечно же не решился. Ведь он знал, что брат лишь беспокоится и старается защитить, как делал всегда. Сложно злиться на того, кто просто желает тебе добра.

Но он же точно умрет со скуки!

Вышагивая раздраженно по своему дворцу, Цинсюань мысленно жарко и убедительно спорит с братом, одерживает победу, а после бухается на кушетку, тоскливо вздыхая: в реальности у него не было ни шанса.

Тогда он никуда не пойдет. Останется здесь! Весь праздник просидит во дворце, в тоске и одиночестве! Сложив руки на груди, Цинсюань кивает своим мыслям и строго смотрит на гору одежд, сваленную в углу залы: сегодня утром младшие служащие притащили все это. Роскошные наряды и пояса были призваны задобрить повелителя ветров, падкого на красивые вещи, но он мужественно и пальцем их не коснулся. Но ведь если просто посмотрит, то ничего такого в этом нет?

Среди разнообразных нарядов случайно затесались несколько женских, их он замечает мгновенно, не зря же пол своей земной жизни провел, выдаваемый за девочку. Цинсюань хорошо разбирался в том как изящно ступать мелкими шажочками, делать замысловатые прически и смеяться, скромно прикрывая лицо рукавом. И ему неожиданно пришло в голову, что теперь-то он божество. Ему не нужно притворяться, если он пожелает, он может стать женщиной. Что Цинсюань немедленно и проделал, нарядился и до вечера вертелся перед зеркалом, поправляя форму лица, стройность талии да длину ресниц, обрамляющих выразительные зеленые глаза.

Ну что за красавица! Ему и в детстве говорили, что он очень хорошенькая девочка, но сейчас так и вовсе! В восторге разглядывая себя, осторожно пощупав настоящую (!) грудь - ого какая мягкая - он хохочет, довольный пришедшей на ум выдумкой. Он просто прикинется младшей служащей небес и позабавится, гуляя в новом облике! Конечно, нельзя, чтобы кто-то его узнал: особенно сейчас, на фоне того, что в некоторых регионах смертные выдумали переделывать его статуи в женские и нарекать женой Уду, ужас какой, но кто вообще его узнает? Цинсюань скроет свой духовный потенциал и мощь, вот и делов-то. Единственный, кто может догадаться, это брат и есть, но тот едва ли обратит внимание на одну из многих младших служащих, а едва застолье окончится наверняка по обыкновению уйдет с другими опухолями продолжать отдых как они там это делают, шептаться о своих секретах да нежиться в горячих источниках. Пф.

Все и правда идет, как Цинсюань и полагал, когда вечер праздника начала весны наступает: никто и не догадывается, что вместо повелителя ветров на праздник пришла повелительница. Пришлось оставить веер и все артефакты, по которым его могли бы узнать, но зато в его волосах изящные шпильки, мягкий нежно-небесного цвета наряд. Нет-нет, а Цинсюань засматривается на свое отражение, проходя мимо любой мало-мальски зеркальной поверхности. Так, что чудом не налетает на генерала Пэя в пестрой толпе небожителей. Едва взглянув ему в лицо Цинсюань бормочет положенное этикетом извинение и тут же ловко и торопливо ретируется, опасаясь, что рядом с ним наверняка где-то Уду

В остальном никаких нареканий и безопасно: его место за праздничным столом среди других младших служащих, вдалеке от божеств верхних небес, поэтому Цинсюань расслабляется и ведет себя естественно, смеясь и активно болтая, заводя знакомства, представившись новой служительницей во дворце повелителя ветров. Все что он себе позволить мог - это метнуть взгляд в сторону дорогих столов и взглядом найти брата, убедиться, что тот конечно же сюда не смотрит. В отличие от генерала Пэя?.. Да что ж за напасть, неужто он узнал? Нет-нет, не может быть. Цинсюань поспешно отводит взгляд и успокаивает себя: всего лишь так совпало.

Новогодний праздничный вечер, который он видел уже десяток раз и лет, оказывается в этой половине зала куда веселее! Младшие служащие не так строги, как божества и куда охотнее болтают, дружелюбно встретив Цинсюаня - несколько девушек из его же дворца почти сразу усаживаются по обе стороны и нашептывают ему об окружающих - знакомя "новенькую" с местными порядками и, конечно же, примечательными личностями. И, поскольку Цинсюань с большим удовольствием шептался в ответ и знакомился со всеми подряд - хоть кого-то знал и без того, влиться в компанию для него не составило труда. Само пиршество еще не началось, так что в ожидании все развлекали себя кто как мог. Но вскоре "подруги" Цинсюаня подскочили и, подхватив его под локти, потянули было за собой.

Но он, едва поняв, куда они спешат, поспешил заартачиться.

— Ли Нянь, скорей! Сейчас будут играть!

Что будут играть и даже во что Цинсюань прекрасно знал - забава распространена как в поднебесной, так и на небесах, на последних во многом за счет того, что сам генерал Пэй обожал в ней участвовать, под аккомпанемент кокетливого хихиканья девиц - что богини, что смертные, все как одна не могли устоять перед его очарованием. И именно поэтому - не приведи Владыка попасться на глаза брату - ему ну никак нельзя было к ней присоединяться.

Его же спутницы, решив, что дело лишь в незнании, торопливо принялись объяснять "Нянь-Нянь", отчаянно вцепившейся в край столика, правила. И для острастки не забыли упомянуть свой главный козырь:

— Смотри же, генерал Мингуан точно будет играть. Скорей, скорей! Сегодня на пиру нет Повелителя Ветров, нельзя такое пропустить!

— Что это значит? — в искреннем недоумении хлопнул ресницами Цинсюань и чуть не отлип от стола, застигнутый врасплох новым рывком за локти.

— Его Превосходительство на дух не переносит генерала. Говорят, что однажды он отослал свою служительницу из небесных чертогов, за то, что проводила время с Мингуаном. Но тот принял избранницу к себе, и с тех пор Его Превосходительство особенно сердит!

Цинсюань чуть не задохнулся от возмущения: подобной истории он никогда не слышал и тем более не принимал в ней участия! К генералу Пэю он действительно был не слишком расположен, во многом - так же истина - из-за его отношения к женщинам. Тот с легкостью мог вскружить голову любой особе, а затем так же небрежно позабыть о ней. Прекрасные девы для него забава и развлечение, и это Цинсюаню глубоко претит. Но что поделать - генерал слишком хорош собой и обходителен, чтобы ему всерьез кто-то мог противостоять. Каждая наверняка считала, что именно она та самая, с кем его сердце останется навек. Даже предупрежденные, девушки взгляда не могли отвести - так и сейчас спутницы Цинсюаня бросили попытки увести его с собой и поспешили к весело смеющейся толпе. Пусть лучше считают, что "Нянь-Нянь" боится прогневать божество, которому служит.

Быть может позже, когда пир разгорится, а опухоли уйдут, Цинсюань и правда поиграет - взрывы смеха привлекают его внимание и заставляют бросать взгляд на незаметно разрастающуюся и кажется, что даже приближающуюся пеструю группу небожителей. Он тянется за гроздью винограда и отщипывает несколько ягод, закидывая в рот. Сладкий вкус сглаживает недовольство тем, что все веселье происходит без него. Лакомство как раз заканчивается, а Цинсюань вздрагивает от неожиданного гула голосов вокруг, поняв, что незаметно все действо оказалось буквально вокруг длинного столика, за которым он сидел. Немудрено: секундой позже рядом с ним оказывается никто иной как генерал Мингуан. Оцепенев от шока, Цинсюань не шевельнулся даже тогда, когда кожу перчатки сменило тепло неожиданно аккуратных пальцев, на которых ощущались шероховатые мозоли, выдававшие в своем обладателе воина далеко не только на словах.

Как же так! Как он здесь оказался! Вскинув взгляд, Цинсюань лихорадочно выискивает в толпе брата, но на него смотрят только недовольные и мрачнеющие с каждой секундой лишь сильнее девицы. Это немного успокаивает: Уду не любитель подобных забав. Но никак не помогает с другой проблемой:

"Это она" - говорит Мингуан и Цинсюань едва не вскакивает на ноги в панике. Но сделай он так, то запомнится на этом пиру не только генералу, а всем и каждому - мыслимое дело, чтобы красавица бежала от Пэй Мина.

Так вот в чем дело! Он перестарался… так увлекся своим женским обликом и подчеркиванием всех его… прелестей, что сам себя загнал в ловушку. Создал слишком прекрасный цветок, который мерзавец пожелал сорвать!!!

Красный от собственных теорий и предположений, Цинсюань все же старается успокоить участившееся дыхание и не дать нервному смешку сорваться с коралловых губ, что он так тщательно обводил помадной палочкой какой-то час назад. Он наконец встречается взглядом с генералом. И понимает, что тот точно не узнал: так генерал Пэй на Цинсюаня не смотрел, а если бы попробовал, то, вероятно, Уду немедленно решил его бы утопить. Но теперь Цинсюань самолично столкнулся с той самой аурой, которая, несомненно, способствовала вошедшим в легенды любовным победам. Пэй Мин говорил тоном мягким, как тончайший шелк, смотрел внимательно, боясь упустить движение пушистых ресниц скромно потупившей взгляд девицы, да еще и обходительно протянул вино. Будь на его месте настоящая младшая служительница, то непременно залилась краской и способна была бы только мямлить. Но Цинсюань в душе негодовал и всячески бранил Пэй Мина.

И все же откровенно дерзить ему не мог, а потому принял пиалу и бросил быстрый взгляд.

«Чего разлегся тут, иди уже! Эта госпожа тебе не по зубам» - ярился он, но вслух сказал лишь только:

— Вы правы, генерал, я здесь совсем недавно. Меня зовут Ли Нянь. — ах, что за дивный нежный голосок, он сам заслушался бы им! Нянь-Нянь, зачем так ты хороша. Вернее, он – зачем он так хорош даже не в своем обличье!

Судя по выражению лица Пэй Мина и все тому же вальяжному положению, уходить он никуда не собирался и беззаботно отмахнулся от какой-то из богинь, что вновь попробовала привлечь его внимание. Постепенно часть народа разошлась, но другие с любопытством поглядывали на них. Цинсюань скромно опускает взгляд снова и негромко говорит, в надежде урезонить потерявшего стыд Пэй Мина:

— Но генерал… я не смею настаивать на «наказании» - ведь ваше место подле Владыки, а не здесь. Будет крайне неуместно… — дыхание перехватывает от мысли, что брат или Линвэнь могут прийти за своим неугомонным другом, чтобы потащить его обратно.

Ведь божеству Верхних небес действительно не по статусу проводить весь вечер здесь. И если Пэй Мин в запале страсти (ох, ну как же так вышло) способен об этом позабыть, то остальные опухоли – ни за что.

Сбоку от него доносится свистящий звук и Цинсюань краем глаза замечает, как его соседки, округлив выразительно глаза, подают какие-то сигналы. Демоны знают о чем конкретно, но можно догадаться что не спорить с божеством да радоваться своему счастью обратив на себя его внимание.

Борясь с собственной неожиданно вспыхнувшей гордостью, которая в их семье, как ему казалось, вся без остатка перешла Уду, Цинсюань все же добавляет, почтительно выставив руки и чуть склоняясь, но, надеясь, не теряя при этом облика, исполненного достоинства:

— Прошу простить меня за дерзкие слова.