Когда Мэри было одиннадцать, мама купила ей будильник, шутя о том, что теперь дочь будет меньше опаздывать в школу. Он был разовым, звонким до безумия и ничуть не помог девочке вставать раньше. Более того единственное, чему он поспособствовал, так это тому, что Мэри была более раздражительной по утрам и отказывалась завтракать. Иначе говоря, да, опаздывать она стала даже больше.

Это было старым воспоминанием, а еще оно не отдавало ни теплом, ни холодом. Воспоминание это просто было и все. Лишь матушка изредка шутила на эту тему, но быстро переходила на что-то еще. И вот сейчас Мэри кажется, что она вновь слышит тот ужасный звон. Он никак не прекращается, как будто цель не просто дозваться девушку, но и свести ее с ума. Совсем как старые добрые детские времена.

Но, открыв глаза, перед ней не комната из детства, нет и будильника на тумбе, нет чувства безопасности. Есть только тусклые стены, тусклый потолок, какой-то отвратительный пол, который не мыли, наверное, вообще никогда, да и вообще это.. церковь? Это было даже почти смешно! Но смеяться, конечно же, совсем не хотелось, а когда на глаза попадается человек, то это кажется и вовсе невозможным.

- Джеймс, - без тени сомнения зовет своего мужа (парня – поправляет, голос в голове, пробившийся сквозь будильник) девушка, - что ты тут делаешь?

Что она тут делает?

Он ее, как и она его, так что не было ведь ничего странного в том, что они вместе. Так ведь?

Конечно это так! Почему Мария даже задумывается об этом. Просто хотелось бы, чтобы место было немного романтичнее, а она не чувствовала себя так странно. В любом случае, Джеймс ведь не допустил бы того, чтобы произошло что-то ужасное, да? Чтобы с ней произошло что-то ужасное! – подумать только, как смешно это ведь звучит. Нет, она его подруга, так что бред какой-то.

Лучше и вовсе об этом не думать, не придавать значение. Тем более они уже столько прошли вместе. Столько ужаса, непонятности и другого говна, что было почти не странно оказаться в этом месте вместе. Наверное, даже хорошо, что они вместе, Мария совсем не хочет думать, что делала останься она одна. Хотя, конечно же, Сайлент Хилл не давал ей никогда такого блаженства как выбор, так что пришлось бы идти вперед, играть по правилам этого чертового города. Девушку это разрежало, злило и разбивало обо все острые углы, но что ей еще оставалось.

Говоря откровенно, пока она не встретила Джеймса, то все ее попытки борьбы хоть немного позволяли ли даже сделать шаг к победе? Как же она хотела бы сказать, что да, конечно, более того Мария наверняка победила бы. Должна была. Но ладно, ладно. Ей все еще важнее то, что звон в голове раздражает, а еще, кажется, что она не совсем она.

- Мы ведь куда-то направлялись, - на самом деле, Марии сложно вспомнить, что последнее они делали, где были и были ли вообще. – Хотя нет, мы просто разговаривали. Или же.. что произошло?

Но в голове все тот же звон, что мешает думать. Он противный, Мэри хотела бы, чтобы он прекратился и не мешал ей. Только это просто по одному лишь ее желанию не прекращается, не позволяет принимать обдуманные решения или хотя бы оценить ситуацию по достоинству. Все это ложится на нее огромным камнем, как будто у нее отобрали не только способность мыслить, но и в целом быть уверенным во всем, а главное в себе, человеком. Это поднимает в груди странный гнев, но уже не на звон, уже на все.

Она хочет встать, но ноги как будто ватные, так что опереться хотя бы на одну ногу не особо получается, так что тело заваливается. Но это не то, что она хочет, а она хочет встать, она хочет уйти. Рука сама вытягивается в сторону мужа, человека который когда-то мог ее понять и без слов. Да и что тут было понимать? Джеймс ее единственная опора, был таковым на протяжении многих лет, так что и сейчас единственное, что ей хочется, это его поддержка.

А не тем бесполезным существом, что он так часто бывал! Хотя когда она его так называла? Говоря откровенно, Мария этого не помнит. Но наверняка она была в гневе, в жутком гневе.

Это тепло. Мэри даже не осознавала, что ей было холодно, пока не почувствовала прикосновение мужа. Он был в одежде, она была в одежде, вокруг было весьма морозно и все же тепло разлилось прямо в ее сердце. Ей вмиг показалось, что все уж точно не так плохо и вместе они обязательно все разрешат, поймут и выберутся из этого жуткого места.

И все же почему она так.. голодна по этим прикосновениям? И он выглядел как ее, но разница была – этот Джеймс был печальнее, отчаяннее, да и похож на кого-то, кто тоже скучал, тоже голодал.

- Где мы, Джеймс? – вновь спрашивает она, но в этот раз специально ищет глаза, а еще вцепляется пальцами в руки, как будто боясь, что они расстанутся, что останется она одна и без ответов.

Все это было даже немного зловеще – они были непонятно где, зачем и девушка совсем не понимала хоть что-то из своих деяний, что привели бы ее сюда. Но все это напоминало какой-то фильм ужасов, где глупые подростки вызывают призраков, демонов и всякую другую нечисть ради веселья, а потом бац, умирают страной смертью. Мария боялась смерти (Мэри не хотела умирать вновь). Да и в чем смысл был приносить в жертву именно ее? Она не была девственницей, в жилах ее не текла кровь хоть кого-то с богатой и благородной историей, да и с демонами ее ближайшие родственники тоже контрактов не заключали. Иначе говоря, самый странный выбор жертвы на ее вкус.

Но эти размышления пустые. Джеймс бы с ней так не поступил. Джеймс не причинил бы ей зла. Мэри отказывалась в это верить (Мария не разрешала себе даже задуматься об этом). И все же она нуждалась в ответе, как будто не было ничего важнее в этом мире, так что чем дольше он молчал, тем сильнее впивалась ногтями в его руку.

И все же что за поганая ситуация, что за неприятность новь настигла Марию. Иногда она действительно думала, что заняла у бога слишком много, чтобы отдать, так что теперь была им наказана. Но разве ее поганая жизнь хоть как-то давала повода подумать о том, что тот бог хоть что-то ей дал, чтобы стать должницей? Эта жизнь ничего не стоила и с каждым днем она становилась все невыносимей. А потом все и вовсе погрузилось во тьму, с этим поганым звоном, с этими дурацкими людьми и монстрами, с этими ничтожными попытками жить. Это не стоило ничего, это всегда походило на испытание. Только приз стоил того, да ведь? Джеймс точно стоил.

Для Мэри это было несколько иначе, но и ей не хотелось признавать, что в жизни было что-то справедливое. Девушка была счастлива – жила в нормальной семье, встретила мужчину ее жизни, сердца и разума, а еще была любима. Но ей было отведено так мало времени! Неужели двадцать пять лет стоили смерти от болезни? Нет, это нечестно, она отказывалась это принимать, хотя и не скупилась на выражения о своей смерти. И все же она жива, так что можно было бы и послать эту смерть к черту.

- Мне не нравится тут, - выдыхает опять Мария, смягчается и даже почти отпускает своего парня, лишь осторожно облокачиваясь на него. Ей спокойно с ним, с его теплом и твердым присутствием рядом. Она даже почти может игнорировать этот звон, что действительно становится все тише. И все же было бы не так уж и плохо поскорее уйти. – Мы можем вернуться домой?

Ей хочется вернуться домой. Им хочется вернуться домой поскорее. Вопрос лишь теперь в одном – где же этот дом?

У них было прошлое. Мэри помнит прошлое. Мария помнит прошлое. Никто из них не знает, кто является другой, ведь в прошлом другой не было. У Мэри был Джеймс – в прошлом, в настоящем и в будущем он не уйдет из ее жизни, она не позволит, не тогда, когда он единственная константа, что продолжает удерживать ее от безумия собственной болезни. И ведь болезнь тоже была в прошлом, в настоящем, но как же неизлечимой болезни не может быть в будущем? Она откровенно не помнит.

- Да, я могу идти, - осторожно соглашается девушка, хотя и не совсем уверенна в этом всем, но эта потребность управлять хотя бы своими ногами была так необходима! И пара сделанных ею шагов были достаточно твердыми, чтобы действительно идти самой. Вопрос куда не виснет в воздухе слишком долго: – Мы вернемся домой?

Как же хотелось домой! Она не была там очень давно, как будто больше и не знала, где именно ее дом. Многие говорят, что он там, где любимый человек, семья, но пробыв так долго в больнице, куда изредка приходил Джеймс навестить ее, дыхание само уходило из легких. Было невыносимо видеть его там, где чахла она, где чахла маленькая девочка, которой было отказано в семье и она тянулась к единственному взрослому человеку, что был рядом – к Мэри.

Сердце дрогнуло. Лора. Почему-то она была в ее воспоминаниях. В недавних воспоминаниях, которые не было. Не было у Мэри, но были у Марии. Мария знает Лору, знает, какая она маленькая смешная вредительница. Задорная и милая, если уж говорить совсем на чистоту. И, что главное, здоровая, которую знает и Джеймс, во всяком случае, должен был ее знать. В этом вопросе Мария уходит, как будто разрешая, как будто давай управление во всем. Это непонятно, но Мэри вдруг чувствует, как все вокруг становится немного свободнее, так что можно сосредоточится на той, кто действительно важен.

- Девочка, - резко говорит девушка, - ее зову Лора, она в Сайлент Хилл. Ты видел ее?

И что же дальше? Она до сих пор даже не знала, где находятся они, но эта Мария в ее  голове была в том городе и видела ее дочь. И тот город был всем, но не безопасным для ребенка, который никогда и не был в безопасности, предоставленный сам себе. Кто бы позволил ей остаться. Как бы сама Мэри позволила ей остаться позади, когда верила, что будь у нее возможность, то удочерила бы девочку. И сейчас, даже находясь в этом беспорядке, она не оставит ее.

Мэри отказывается идти хоть куда-то, а еще странно чувствует противоположное чувство – нужно идти за Джеймсом, ему не нужно говорить нет. Но она ведь его жена и голова болит у нее не без причины обычно. В любом случае, она сжимает руку, что не выпускает из своей, так сильно, будто только она и может вернут ей ребенка. Но ей не хочется быть отчаянной в этом, не хочется переступать ту черту, где надежда может разорвать ей сердце и в этот раз Мэри придется уйти совсем.

- Пожалуйста, Джеймс, - шепчет Мэри в тот же момент, когда только пообещала себе не быть такой нуждающейся, отчаянной, - мы должны найти ее, мы не можем оставить ее.

Был ли бред тем, что когда-то сопутствовал ее болезни? Девушка не хочет и думать об этом, но даже если бы и получилось, то кроме того, как разваливается она, разваливается ее сердце, разваливается мир вокруг лишь от одной мысли, чтобы уйти лишь с мужем, ничего больше и не чувствует. Руки однако продолжают быть сильными, они не дрожат в отличие от губ, а в глаза уже разрешили бежать слезам. Мир действительно развалиться. Даже если этот мир не существовал для нее уже довольно долго.

Сайлент Хилл – город, что высасывает жизнь. Он забирает не только эмоционально, отдавая тебя на растерзания собственным страхам, но и физически проткнет твою голову ржавым ножом, трубой или Великим ножом. Городу все равно на твою жизнь, ему важно лишь насытиться страданием, что ты почувствуешь в нем. Однако так ведь было не всегда, Мэри была более чем уверенна, что город таковым не был в ее воспоминаниях. Сайлент Хилл был прекрасен, он был спокойным для ее разума и сердца. Но откуда-то страх перед ним начинал загораться.

Мария, которая выросла там, работала, жила, знакомилась с людьми и находила в себе ненависть чуть ли не каждый раз, когда звучало название города, не была хорошего мнения о нем. Конечно же, не была. Была ли девушка ее достатка и профессии хоть немного заинтересованной этом маленьком городке, который не вел никуда, кроме как в ловушку бесконечной безысходности. Так что да, они обе не находили Сайлент Хилл подходящим для одинокого ребенка.

- Она просто еще не познакомилась с тобой, - Мэри и сама слышит в своем голосе сомнение, почему-то она была полностью уверенна в том, что Лора никогда не была в восторге от Джеймса. Почти сразу девушка спешит исправить себя, слегка улыбаясь: – Должным образом не познакомилась. Я представлю тебя в лучшем свете, обещаю.

Но хоть убейте, Мэри не могла вспомнить, что вообще говорила о Джеймсе. Она помнит о том, что тогда была не в лучшем виде, так что вполне могла бы обронить пару неласковых слов. Но об этом Джеймсу было знать необязательно, так что от этого лучше отмахнуться и не думать лишний раз. Тем более есть безумное множество того, что действительно было важно, что нельзя просто так оставить за бортом. Им нужно вернуться домой.

- Мы не можем оставить Лору там, нам нужно пойти за ней, Джеймс, - вновь, словно мантру повторяет девушка.

И Мэри не примет нет за ответ. Мария не примет нет за ответ. Обе части того, что сейчас внутри девушки, не могут согласиться ни с чем меньшим. И все же Мария пойдет на попятную ради этого мужчины, она готова кинуть под автобус все, что только встанет перед ней препятствием. Станет препятствием его любви к ней. И это никак не дает покоя, конфликт так и загорался внутри. Но Джеймс ведь знает, как это важно для Мэри, иначе она бы не подняла вопрос об этом, не так скоро после столь странного пробуждения, когда были вопросы интереснее. Да и «дом» звучал так притягательно.

И все же куда было даже идти? В какую сторону и как далеко? Мэри все еще не знала, где находилась, говоря откровенно, она все еще не понимала и причин своего нахождения здесь. Больница не вызвала бы вопросов совсем, говоря откровенно, не вызвало бы вопросов и то, если бы она оказалась на суде, где решилась бы ее судьба между адом и раем. Так что, девушке была необходима поддержка Джеймса не только на словах, не только, как плечо рядом, он нужен был ей сейчас во всем.

Мария знала куда идти, она чувствовала притяжение Сайлент Хилла, как будто тот был привязан прямо к ее сердцу. И как же ей не хотелось туда идти, не после того, как она почти выбралась оттуда, не после того, как оставила там все свои отвратительные части прошлого. Ее(?) левая рука трясется. От страха наверняка, но Мария не хочет больше бояться. Как и идти в этот город, но ноги готовы просто бежать.

Все это неправильно ни для кого. Тело не слушается, как будто не является целом, не принадлежит одному, безоговорочно следуя приказам головы. И голова, точно, там ведь не одна МэриЯ. Все так неправильно, но что же следует сделать? Разве Джеймс поймет это?

Мэри очень хорошо знала в кого влюбилась. Джеймс был человеком, за которым она готова была следовать, которому готова была верить и отдать всю свою любовь. Они пробыли вместе несколько лет, которые для некоторых пар не были каким-то огромным сроком, но то время, что было у них девушка любила и грела в своем сердце. Конечно же, не обошлось без плохих воспоминаний, но это было не то, что она хотела помнить. На самом деле, она отказывалась и отгоняла их прочь.

И они найдут Лору, заберут ее домой и в целом все наладится. Это простой план, который внушает в Мэри еще большую веру в Джеймса. Из-за нее она даже улыбается и крепче сжимает его руку. Только на лодке это странное удовольствие, довольство, что все так хорошо складывается, проходит, а потом Марию накрывает страх.

- Нет, - сначала шепчет девушка, а потом говорит чуть громче: - мы не можем туда вернуться, нет.

Сайлент Хилл это ведь тот самый город, из которого нужно уходить! Почему вообще кто-то стремится туда? Почему она туда стремиться? Почему Мэри (какая-та Мэри!) ведет в этот город Марию? Она только вырвалась оттуда и не было и одной маленькой причины туда вернутся. (Знаете, что? К черту вашу Лору, она сама туда пришла, и был ли даже смысл играть в героев и спасать того, кому это спасение не нужно было совсем?)

- Девочка ведь не твоя дочь? – она говорит это неопределенно, даже думает, а не обвиняет ли она его в том, что он скрыл от нее ребенка? Да, знаете что, этот вопрос пора начать задавать при знакомстве! Мужики бывают теми еще козлами, а почему Мария продолжает этому верить, известно разве что одному богу.

Ей все равно, что они на лодке. Тело бьет дрожь и это уже звучит как достаточная причина, чтобы схватиться за борта, резко и сильно. Она зла, так что почему бы и нет?!

И это впервые, когда она ясно слышит в голове: Заткнись. Некоторые говорили, что разговаривать с собой не так уж и плохо – все эти рассуждения вслух могут помочь и с принятием решения, но будет крайне плохо, если вдруг начать себе отвечать и в целом отвечать в каком-то плохом ключе. И Марию не понимает почему вообще женский голос в ее голове смеет так говорить! Конечно же, она никогда не было ни дурой, ни больной, просто невезучей и доверчивой, так что то, что пару минут назад очень даже отступала, давая волю этому странному голосу, скорее списывала на то, что и не думала о том, что тот в ее голове. Иной раз в принципе было намного легче быть глупой и неправильно решать сложные задачи, но то было.. когда-то. Мария не могла вспомнить.

Мэри смотрит на свои руки со злостью и непониманием. Мария чувствует, что заблудилась в себе же. Беда в том, что первая весьма хорошо помнит о том, как было там, в ее девстве, помнит родителей, подруг и редких животных в их доме. Тогда как вторая не помнит вообще ничего. И это разрушительно, почти точно так же, как и внутри вспыхивает странное чужое сопереживание совсем некрасиво смешанное со злорадством.

- Ты не можешь быть во мне.
- Ты не можешь быть со мной.

Слова вырываются почти одновременно, но один рот не способен произнести все вместе, как и, на самом деле, невозможно все сказать сразу – всегда будет задержка хотя бы на секунду. Мэри все равно слышит то, что сказала она сама. Мария тоже. Фоном все равно обе слышат то, что сказала другая, но это скорее как тяфканье какой-нибудь соседской собачки, которой крайне не понравилось то, что мимо прошла другая соседская собачка – просто фон. Только это не получается игнорировать они понимают, что все не так, что все неправильно.

И Джеймс! О когда-то Мэри уже была для него сумасшедшей и грубой, закончилось все не так уж и хорошо ни для нее, ни для окружающих ее людей. Но болезнь это или же что-то другое сейчас? С этим нужно было разобраться быстрее, до того, как она встретиться с Лорой. Но как же быть с мужем? Как быть с тем, кому другая женщина, что еще и внутри Мэри живет, уже отдала свое сердце ему! От этого и грустно, и смешно.

- Я не понимаю, что происходит, Джеймс, - голос Мэри дрожит, но и голос Марии дрогнул бы тоже. Они вместе уверенны в том, что не должны быть в теле одном, но они ровно там и не знают, что делать. Однако очередная, возможно мнимая, солидарность – Джеймса в это все впутывать не так уж и хочется, но и кого-то другого о помощи они не попросят.